Складывается впечатление, что коронавирус (пока ещё) «не заслужил» серьёзного этического осмысления на уровне ценностных детерминант мировой политики, похожего на осмысление войн и ядерных катастроф. Значит ли это, что пандемия – всего лишь досадная случайность, которая не должна отвлекать человечество от действительно важных дел? О том, что может измениться в привычном мире, пишет Олег Барабанов, программный директор клуба «Валдай».
Если предположить, что главная задача социальных наук – давать теоретическое осмысление происходящим в мире событиям, то прошедшие после начала пандемии коронавируса полтора года – вполне достаточный срок, чтобы начать это делать. Особенностью социальных наук XXI века является практически обязательное сочетание теории с ценностным и этическим императивом. И в этой связи уместен вопрос об этическом анализе пандемии.
Здесь интересно взглянуть на предшествующие примеры. Мировые войны вызвали к жизни концепцию коллективной безопасности. Карибский кризис сформировал современную теорию принятия внешнеполитических решений. После многих предыдущих крупных катастроф также происходило их этическое/теоретическое осмысление. После Чернобыля появилась теория общества риска, которая получила дальнейшее развитие после Фукусимы. А какая новая теория возникнет после ковида? Только ли теория императива зелёной трансформации? Ведь тезис, что кризис ковида должен стать удобным стартом для переустройства мировой экономики на зелёных принципах, становится всё более популярным. И если посмотреть на глобальную повестку дня сегодня, то её главный фокус сконцентрирован отнюдь не на преодолении последствий ковида, а именно на климате и декарбонизации. Значит ли это, что пандемия по факту стала лишь поводом к зелёной трансформации и потому не заслуживает внимания сама по себе?
Все эти полтора года ковида идёт дискуссия, изменился ли мир после пандемии или остался прежним. Различные ответы на эту дилемму нашли своё отражение и в публикациях Клуба «Валдай. На наш взгляд, именно в контексте ответа на неё и следует рассматривать вопрос об этической ответственности и этическом осмыслении пандемии. Что, пожалуй, совершенно ясно – пандемия не изменила эгоизм государств в мировой политике. С этой точки зрения всё осталось как прежде.
В любом случае, закономерен вопрос, что надо делать (и надо ли вообще), чтобы последствия эвентуальных будущих пандемий оказались менее разрушительными, чем сегодня? Чтобы понять, почему этот выбор носит этический характер, имеет смысл также взглянуть на предущие катастрофы. Опять же, после Чернобыля и Фукусимы в мире происходило переосмысление ядерной энергетики, представлений об её безопасности, выведение её из зелёного/чистого спектра. В первые годы после обеих аварий идеи о том, что этическим выбором человечества после них должен стать отказ от ядерной энергетики, достаточно громко озвучивались. И оба раза с течением времени они сходили на нет.
Встаёт вопрос о выборе стратегии, и Чернобыль в каком-то смысле похож на пандемию. Вопрос, что лучше: развивать то или иное направление, которое десятилетиями работает нормально и выгодно (дешевизна и чистота ядерной энергии), но раз в поколение может произойти катастрофа, или же отказаться от него полностью.
Похожий вопрос возникает и применительно к пандемии: стоит ли создавать медицинские резервы/койки/инфекционные больницы, которые, действительно, не нужны в обычной ситуации в развитых странах в современном мире с его уровнем развития здравоохранения? Не лучше ли эти ресурсы в интересах общества перенаправить на другие цели (коррупциогенную составляющую этой оптимизации медицинской инфраструктуры в ряде кейсов мы здесь не рассматриваем)? Но тогда тоже раз в поколение (или чаще?) может произойти такая катастрофа, как ковид, к которой медицинская система в большинстве стран окажется не готова. Или же надо держать в замороженном состоянии медицинские резервы и тратить на них ресурсы впустую (в обычной ситуации).
Поэтому и сейчас, если предположить, что ковид – это исключение, которое бывает раз в поколение, то тогда и дальше не надо держать медицинские резервы и вернуться к оптимизации применительно к обычным условиям.
Думается, по прошествии нескольких лет после завершения эпидемии этот ползучий переход обратно к отказу от резервов и оптимизации медицинской инфраструктуры так или иначе произойдёт. Как произошло и ползучее возвращение к атомной энергетике через несколько лет после Чернобыля и Фукусимы.
Тем самым с точки зрения этического восприятия вызовов общества риска действительно ничего не изменилось. И этическая ответственность хотя бы на уровне желания что-то менять продержится и здесь лишь первые пару лет.Отдельная тема, связанная с этическим восприятием пандемии, – это своего рода «медицинский тоталитаризм». Когда медицинские чиновники определяют основные параметры жизнедеятельности общества (карантины, ограничения, маски и прочая). По мере утихания первых страхов перед неизвестностью весной прошлого года – этот медицинский тоталитиризм всё чаще начинает восприниматься как реальная угроза правам и свободам человека. И потому вызывает масштабные социальные протесты во многих странах, которые часто принимают и насильственный характер. Станет ли этот медицинский тоталитаризм (своего рода медицинский аналог фильма «Матрица») не одноразовой реакцией властей на пандемию, но долгосрочной частью новой нормальности (ограничения – с нами навсегда)? Здесь есть понятный управленческий соблазн поступать так. Чем больше ограничений и запретов, тем проще система управления. И здесь уже появляется новый нюанс к тезису, что «в мире ничего не изменилось».
Ещё одно направление новой нормальности после ковида – это тема бедности, продовольственной безопасности/голода. Экономический кризис после пандемии, рост безработицы могут стать отложенными долгосрочными триггерами по усилению этих процессов. Продовольственная безопасность также связывается и с изменением климата. Всё это может привести к очевидным социальным последствиям – в том числе к возможному размыванию и истощению глобального среднего класса. В свою очередь эти процессы могут усилить миграционные потоки, несмотря на гораздо более плотно закрытые границы сейчас.
Здесь, кстати, вполне возможно сохранение усиленного контроля границ и в долгосрочной постковидной перспективе или их селективное открытие – поскольку для развитых стран закрытые границы представляют удобный инструмент по контролю нежелательного миграционного давления, от которого есть соблазн не отказываться. Можно предсказать растущее социальное расслоение и внутри стран, и между ними – как реальное среднесрочное последствие эпидемии, что, наложившись на почти неизбежное расслоение на победителей и проигравших в зелёной трансформации/водородной экономике, станет важным фактором эволюции мира в будущем.
Таким образом, постковидный мир станет более социально поляризован, чем сейчас. Это тоже станет частью новой нормальности и ещё одним нюансом к тезису, что «в мире ничего не изменилось». И новая этика должна будет это объяснить.
В итоге пока складывается впечатление, что коронавирус (пока ещё) «не заслужил» серьёзного этического осмысления на уровне ценностных детерминант мировой политики, похожего на осмысление войн и ядерных катастроф. Значит ли это, что пандемия – всего лишь досадная случайность, которая не должна отвлекать человечество от действительно важных дел?